В пятницу, 17 июня, в израильском городе Холон пройдёт розыгрыш первых наград чемпионата Европы по художественной гимнастике – главного предолимпийского старта сезона. Корреспондент «Чемпионата» Евгений Слюсаренко использовал этот повод, чтобы реализовать свою многолетнюю мечту – подробно поговорить со знаменитой землячкой Венерой Зариповой, самой первой титулованной ученицей Ирины Винер, многократной чемпионкой СССР, чьё имя в 1980-е годы было на слуху у всех любителей спорта большой страны. Около 25 лет назад Зарипова переехала в Израиль – и стала одной из тех, кто поднял художественную гимнастику в этой стране с любительского уровня до медалей чемпионатов мира и Европы.

Мы с Зариповой – оба из Учкудука. Это тот самый город из песни про «Три колодца», расположенный в самом центре пустыни Кызылкум. В середине прошлого века там нашли месторождение урана, необходимого для нужд атомной промышленности, развернули карьеры и в кратчайшие сроки построили небольшой городок. Строили крепко – со всей сопутствующей инфраструктурой, в том числе спортивной. В спорткомплексе «Сокол» начали свой путь в большую жизнь олимпийский чемпион-88 и чемпион мира-82 по гандболу Михаил Васильев, чемпион Европы 2007 года по баскетболу Пётр Самойленко, призёр юниорских первенств рубежа 80-90-х годов по дзюдо Ольга Воробьёва, призёр юниорских первенств по плаванию конца 70-х Андрей Хлупин, ну и, конечно, Венера Зарипова, гимнастка, в 1981-86 годах выигравшая более десятка медалей на чемпионатах СССР. Для городка, который можно за полчаса обойти с края до краю – хорошая статистика.
 

«Убегала на тренировки с третьего этажа по водосточной трубе»

— Расскажите, как вы попали в такое богом забытое место? Помню, как мы в детстве говорили: «Учкудук – это последний город», имея в виду край географии.
— Это из-за папы. Он был уникальный человек, со своей жизненной позицией, убеждениями, крепостью духа. Его было не сломать. В Учкудук отца, можно сказать, сослали. На угольной шахте в Киргизии, которой он руководил, произошёл обвал, после чего папа закрыл её на ремонт для безопасности рабочих. Партийное руководство с этим не согласилось и потребовало возобновить работу. Папа отказался пожертвовать людьми, положил партбилет на стол и поехал простым рабочим на урановые рудники в Учкудук, которые как раз только открылись. У него была трудная жизнь – как-то рассказывал, что пахал по трое суток подряд. Он умер от очередного инфаркта больше 20 лет назад, и в его честь я назвала свою старшую дочь. Он – Зинур, она – Зоар.

— Вы родились в Учкудуке?
— Нет, ещё в Киргизии. Получилось так, что папа уже уехал, а мама с четырьмя детьми осталась – семью ему с собой взять не разрешили. Вскоре выяснилось, что она беременна. Пятый ребёнок, да ещё в таких обстоятельствах – это перебор, подумала мама, и решилась на аборт. Папа срочно приехал и буквально вытащил её из больницы. Так родилась я. Имя в честь богини любви выбирал папа. До сих пор помню, как он ласково меня называл – Наскрёбышек, как самого младшего и последнего из его детей. Только спустя год нам разрешили воссоединиться, после чего мы переехали в Учкудук.

— В каких условиях вы тогда жили, что за город был?
— Отец рассказывал, что, когда только прибыл, его поселили в бараках на 30-35 семей с удобствами на улице. По ночам в пустыне выли волки. Потом город начал строиться, и мы приехали уже в двухкомнатную квартиру. Городок был маленький, куда ни глянь – кругом пустыня, множество всякой живности: волки, лисы, черепахи, ястребы… Трудно сказать, насколько родителям было тяжело – в детстве всё кажется проще. Помню, как мама держала под окнами нашей квартиры на первом этаже огород, где мы сажали клубнику. А ещё однажды к нам прилетел орлёнок с подбитым крылом, мы его выходили и выпустили. Как-то раз слышим: кто-то стучит в окошко, выглянули – а там наш оперившийся орлёнок со своими птенцами. Сделал круг и улетел уже навсегда.
— Мне в детстве рассказывали такую историю, что на тренировки вы сбегали из музыкальной школы.
— Да, так и было. Способности у меня прорезались довольно быстро, вся семья была музыкальной, мама и папа постоянно пели. Начала играть на фортепиано – и уже через год меня передавали по городскому радио. А потом в школу пришла Ольга Васильевна Тулубаева и пригласила в секцию художественной гимнастики. И уже на первой тренировке буквально охнула от моих способностей – я же гибкая была, балетом занималась с четырёх лет, пока преподаватель не уехала.

— Это всё в каком возрасте было?
— Лет в девять, я как раз в третий класс перешла. Очень поздно по нынешним меркам. Гимнастика мне очень понравилась, но время занятий совпадало, и потому пришлось выбирать между музыкой и спортом. Только родителям говорить было страшновато, поэтому я долгое время молчала. Так месяца три прошло. Раскрыли меня, когда к нам домой пришла учитель музыки. А я такая разгорячённая, только с тренировки… Для мамы с папой это был удар – они уже собрались инструмент покупать, а тут я со своей гимнастикой. Несколько раз меня наказывали, папа лично отводил за руку на занятия, но я делала так: отпрашивалась в туалет и с третьего этажа слазила по водосточной трубе. В конце концов родные махнули рукой: это твоё решение, тебе за него и отвечать.  

«Зрители закидывали судей всем, что попадало под руку»

— В одном из интервью ваш тренер Ирина Винер назвала вас «самым большим нераскрывшимся талантом» в её тренерской карьере, по её мнению, вас просто «закопали».
— Это тяжёлая тема. Тоже считаю, что раскрыться по-настоящему мне так до конца и не дали. Я родилась немного не в то время и не в том месте. Конкурировать с целыми республиками, с влиятельнейшими спортобществами нам, выходцам из какого-то Учкудука, Узбекистана, было невозможно. В 1981 году на своём первом чемпионате СССР в Киеве я стала второй в многоборье, но на чемпионат мира меня, 16-летнюю, не взяли. Решение принимали на партийном уровне – сама Альбина Николаевна Дерюгина гарантировала, что её дочь Ирина станет чемпионкой мира.

— Что в итоге?
— Тот турнир стал для сборной провальным – на пьедестале стояли три болгарки, а Ирина Дерюгина была лишь девятой.

— Сопротивляться, доказать свою правоту не было возможности?
— А как, чем, какими ресурсами? Сама Ирина Александровна какое-то время была невыездной. Да и отношение к нам всегда было предвзятым – чувствовалось, что мы своим появлением явно спутали карты. Как только меня за глаза не называли: и выскочка, и цирковая обезьяна, и трюкачка… А эта трюкачка выиграла как-то Спартакиаду народов СССР в упражнении без предмета – то есть в дисциплине, где важна классика, чёткость линий, поставленная «школа». И только теперь понятно, что мы с Винер просто смотрели чуть вперёд, соединяли искусство со сложностью. То, чем является художественная гимнастика сейчас, первые шаги были заложены тогда, в начале 80-х годов. Не встреться мы с моим тренером, непонятно, как бы сложилась её карьера и каким бы путём пошёл наш вид спорта. Вполне допускаю, что на коне была бы украинская школа гимнастики Дерюгиных.
— Смотрел на YouTube архивные турниры и обратил внимание, что публика практически не смолкала во время ваших выступлений – аплодисменты от начала и до конца.
— Да-да! Публика всегда принимала меня взахлёб. Даже не знаю, кто кого больше «заводил» — я зрителей или зрители меня. Периодически я даже забывала о предмете, настолько находилась в плену эмоций. Конечно, такое отношение со стороны публики немного утешало, когда я в очередной раз сталкивалась с предвзятостью. Помню, как на Спартакиаде народов СССР в Москве зрители были настолько недовольны выставленными мне оценками, что принялись забрасывать судей всем, что только попадалось под руку. Это в художественной гимнастике, не в футболе или хоккее! Диктор даже был вынужден объявить на весь дворец спорта: «Уважаемые товарищи, если порядок не будет восстановлен, мы будем вынуждены отменить соревнования и провести их за закрытыми дверями». Только после этого все успокоились. Беспрецедентный случай!
 

«Мне ставили в спину иголки и пропускали через них разряд»

— Сколько раз в итоге вы выступали за сборную СССР?
— Ну, официально я была все эти годы в команде, только на главные старты меня почти не брали. Несколько раз говорили: всё, готовься, ты в команде – а потом уезжали другие. Это было непростое, иногда страшное время. В том же 1981 году включили в состав делегации на чемпионат мира, чтобы я выступила на судейском семинаре. Раньше как делали: перед началом соревнований запасные выступали перед арбитрами – чтобы те получили аккредитацию на предстоящий старт. Очень тяжёлое испытание для спортсменок: никаких зрителей, только судьи по края площадки. Получился полный фурор. Во всех предметах я была лучше болгарки Диляны Георгиевой, будущей многократной чемпионки мира и Европы. До сих пор вспоминаю, как бросила булавы с одного края ковра, прыгнула – и поймала их у противоположного края. Судьи аж прикрыли голову руками – так боялись, что я на них упаду. Это был один из моих коронных трюков, я же была лёгкая, прыгучая, как лань. Мне потом сказали, что во многом из-за меня Международная федерация гимнастики задумалась о том, чтобы проводить юниорские первенства – если 16-летние готовы на таком уровне, а их не включают в состав.

— Спустя два года вы всё же попали на ваш единственный чемпионат мира, но остались там без медалей.
— Счастье, что я вообще могла выходить на ковер. За год до этого я получила травму – как потом выяснилось, перелом пяти остистых отростков позвоночника. Боли были страшные. Ирина Александровна сказала тогдашнему главному тренеру Виктору Клименко, что я не смогу стартовать на Кубке СССР – отборочном старте к чемпионату мира. Клименко ответил: «Тогда мы вообще забудем про такую гимнастку, пусть отдыхает, сколько хочет». Винер подошла ко мне: «Венера, надо. Иначе они нас похоронят окончательно». Перед каждым выступлением мне делали новокаиновую блокаду, профессор по иглоукалыванию ставил иголки и пропускал через них электрический разряд, после чего я выходила на ковер. Делала своё упражнение и падала в обморок.
— После такого со спортом обычно заканчивают.
— Мне тоже так говорили в ЦИТО, где я после такого провела полгода: «Дай бог, чтобы ты смогла ходить, какая ещё гимнастика». Первый месяц меня загипсовали почти с ног до головы, на каждую ногу повесили вытяжки по 30 кг, кололи какие-то гормоны и анаболики. Из ЦИТО я вышла с лишним весом в 20 кг. Помню, как в первый раз после всех этих несчастий пришла в зал – располневшая, расплывшаяся, с висящими щеками. Смотрю: а там девушки работают, весёлые, тоненькие, прыгучие. И до меня никому дела нет. Это был хороший жизненный урок: незаменимых нет, соревнования прошли, начинаем с нуля. Возможно, поэтому мне удалось вернуться, когда в это никто не верил.

— Как?
— Да как – за счёт характера и упрямства, только их. Целый месяц пила только дистиллированную воду и свежевыжатый яблочный сок. Занималась йогой. Мама с папой рыдали, закрывали двери на ключ – только чтобы я не ходила на тренировки. Но, как и в детстве, мне удавалось настоять на своём.
 

«До сих пор не вижу себе равной»

 
— Расскажите, что такое художественная гимнастика в Израиле прямо сейчас – раз уж стране впервые в истории доверили провести чемпионат Европы?
— Прямо сейчас это очень популярный вид спорта с секциями в каждом крупном городе. Четверть века назад, когда я сюда приехала, всё было на смешном уровне. Сборная страны тренировалась четыре-пять раз в неделю по три часа. Когда я предложила перейти на двухразовые занятия в день, родители девушек целые акции протеста устраивали. Мол, тут не Советский Союз, нам такая дрессировка не нужна. Теперь, понятно, всё изменилось. К чемпионату Европы очень готовились и очень ждали. Думаю, в каких-то дисциплинах у Израиля точно будут медали. Я сама тоже не стою в стороне – продолжаю работу в своей Школе художественной гимнастики, провожу ежегодный турнир своего имени. На прошлой неделе Venera Cup состоялся уже в четвёртый раз, приехали под две сотни гимнасток из десятка стран.

— Как вы оцениваете то, что показывает нынешнее поколение девушек?
— Понимаю, что меня назовут необъективной, но я до сих пор не вижу равной себе по степени вовлечённости, эмоциональности, влюблённости в то, что происходило на ковре. Да, Алина Кабаева, Ирина Чащина, Женя Канаева, Яна Кудрявцева, Маргарита Мамун – все они большие звёзды со множеством титулов, я любила и люблю смотреть на их выступления, но моей страсти, огня у них нет. Это не значит, что они хуже – они просто другие.

— Слышал, что Алину Кабаеву в гимнастику привели именно вы, хотя есть разные версии.
— Не совсем так. Алина начала тренироваться в Ташкенте без всякого моего участия. А вот к Ирине Александровне её привела именно я, это правда. Мой отец помимо всего прочего был футболистом, входил в сборную Киргизии по футболу, и на этой почве очень подружился с Маратом Кабаевым – знаменитым нападающим «Пахтакора» и олимпийской сборной СССР начала 80-х годов. Можно сказать, мы дружили семьями с Кабаевыми. И Марат периодически просил меня рекомендовать свою дочку знаменитой Винер. Сказать честно, года полтора я тянула – побаивалась, очень не хотелось попасть к Ирине Александровне под горячую руку, не любит она советов со стороны. В общем, отец с Маратом уболтали меня, и мы пошли в зал к Винер – он располагался как раз неподалёку от стадиона «Пахтакор». Сначала мой тренер отнеслась к нам с привычной суровостью, Алина тогда ещё была совсем маленькой, но что-то в ней Ирина Александровна постепенно разглядела. Кто знает, как бы сложилась её судьба, если бы меня не убедили. Воля случая, как и всё в этой жизни. Кто знает, как бы говорили о моей карьере, если бы в том самом 1981 году я выступила на чемпионате мира? Вполне возможно, что в других тонах.

— Мы разговаривали больше часа и, честно сказать, мне показалось, что вы всё-таки немного обижены на свою спортивную судьбу, так?
— Знаете, ещё недавно – да, были такие мысли. А в последнее время я стала гораздо больше ценить то, что совершила в гимнастике. Свой след я точно оставила – и это несмотря на все препятствия, оскорбления, соблазны. Знаете, сколько раз мне предлагали предать Винер и переехать к другим тренерам? Но я этого не сделала, оставшись до конца честной. У меня великолепная семья, три фантастических ребёнка – старшая дочь и два сына, о которых я могу говорить часами. О такой жизни не стоит жалеть.